Molli-li (Сегодня, 17:01)
Когда за Сережкой приехали приемные родители, в детдоме случился настоящий праздник. Кирилл Петрович – высокий шумный сибиряк с добрым мягким лицом привез с собой несколько огромных коробок с игрушками. Каждый из ребят сразу получил по блестящей, лакированной машинке, а девчонки утащили свои подарки к себе в палату, откуда весь день доносились крики: «Это мне! Это мое!»
С Сережкой Есениным мы дружили с самого детства. Такое имя и фамилию ему дала наша директриса. Она фанатка русской классики и обожает придумывать имена тем, кто поступил к нам прямо из дома малютки. В результате у нас есть свои Дениска Давыдов, Сашка Чацкий, Гришка Печорин и даже Вильгельм Кюхельбекер. Правда, все называют его Витькой, потому что за Вильгельма он сразу бьет по шее - без предупреждения. Но больше всех не повезло Евгению Онегину. Долговязый, угрюмый, вечно сутулый подросток отказался ходить на уроки литературы, когда очередь дошла до одноименной поэмы Пушкина. Стоило учительнице процитировать что-то типа:
Надев высокий боливар,
Онегин едет на бульвар, -
как весь класс лег под парты от хохота.
Мне тоже досталось литературное имя – Петр Безухов. Хорошо хоть у директрисы хватило совести не называть меня Пьером. Иначе меня бы тоже задразнили. Хотя попробовали бы только! Сережка никому не давал меня в обиду.
Перед отъездом он отдал мне все свои драгоценности: складную удочку с поплавками, которые сам вырезал из пенопласта и раскрашивал лаком для ногтей, новенькую упаковку фломастеров, гелиевый мячик-липучку, десяток книжек из серии «Русская фантастика»... Со двора раздался нетерпеливый сигнал машины. Мы высунулись в окно. Ребята со всех сторон обступили желтый форд с черными шашечками на боку. Шофер деловито засовывал в багажник чемоданы. Директриса что-то внушала Кириллу Петровичу, а тот энергично кивал в ответ. Увидел нас в окне, крикнул:
- Сережа, беги скорее, опаздываем на самолет!
Мы бросились к двери. Сережка вдруг остановился, порылся в сумке и протянул мне новенький серебристый фотоаппарат, подарок Кирилла Петровича.
- Серег, а тебе за него не влетит?
- Ничего, скажу, что в детдоме забыл. Бери, бери! Отец мне еще купит.
Машина вновь просигналила. Мы понеслись вниз по лестнице...
Потом вместе со всеми я смотрел вслед отъезжающей машине. Сережка махал мне в заднее стекло, пока такси не свернуло за угол. Ребята стали расходиться, а я вдруг отчетливо понял, что остался совсем один…
Вот пожалуйста. Ну, это вместо рецензии )))))
---
Перекресток-это такое место,где обязательно встретятся те,кто одинок.Они могут быть разные,что и доказывает наша история,из разных стран,времен и даже миров.Но они идеально подойдут друг к другу по характеру,как кусочки одной мозайки.
Самый первый черновой набросок концепции повести.
---
Из второй главы: "В какой-то книжке я прочитал очень умную фразу, что когда человек живет несколько веков, его чувства притупляются и остается одно, доминирующее над всеми." Эта умная фраза была в киноповести братьев Стругацких "Пять ложек эликсира" .
---
Еще одно продолжение там же от той же Молли-Ли:
Небо вдруг потемнело. На пыльную дорожку упали крупные капли дождя. Я успел нажать на кнопку фотоаппарата как раз в тот момент, когда сорока взмахнула крыльями и, пождав лапки, взлетела над сломанной каруселью. Но посмотреть, получился ли четкий кадр, не удалось – дождь полил, как из ведра. Спрятаться было негде. Я инстинктивно бросился в сторону лесополосы, зацепился за торчавший из земли железный прут и со всего размаху шлепнулся на бетонную плиту. Раздался хруст. Я приподнялся и увидел под собой кучу серебристых осколков.
Глаза защипало от слез: мой любимый фотик, с которым я не расставался с тех пор, как Сережка уехал в Томск, разбился вдребезги. Причем выглядел так, будто по нему проехал асфальтоукладчик. Я подобрал круглую линзу в пластмассовом ободке.
Над головой полыхнула молния. Темнота сгустилась. По спине забарабанили ледяные горошины. Я закрыл голову руками и побежал куда-то, не разбирая дороги.
Лес тревожно шумел. Капли с мокрых листьев стекали прямо за шиворот. Разбитая коленка ныла. Джинсы порвались, майка была вся в черной грязи. Я промок до нитки и дрожал всем телом. А когда вспоминал про разбитый фотик, по щекам снова начинали литься слезы. Из Томска Сережка прислал мне всего два письма. Одно почти сразу после того, как приехал. Он писал про академгородок, где заведовал лабораторией электроники его новый отец. Про красивую, просторную квартиру в центре города. Про соседского мальчишку Витьку, который показал ему свои спиннинги. Второе письмо пришло спустя две недели. Сережка писал, что в школе у него теперь уже не сплошные «двойки» и «тройки» – папа нанял ему репетиторов, чтобы подтянуть алгебру и физику. А в каникулы они всей семьей едут на Байкал. Письмо было коротким и заканчивалось словами: «Вот погоди, Петька. Я тут устроюсь, и мы придумаем, как забрать тебя сюда». Эту фразу я помнил наизусть. Остальное восстановил по памяти, потому что однажды уборщица тетя Капа выбросила Сережкины письма, случайно выпавшие из-под подушки.
- А что? Я думала, это чепуха какая-то. И ты это, волчонком-то не смотри. Подумаешь, велика потеря. Еще напишут!
Но больше от Сережки я не получил ни слова. С тех пор прошло уже четыре месяца. Наверно, с ним что-то случилось. Не мог же он забыть обо мне. Хотя… Новые родители, новая школа, новые друзья, озеро Байкал… А я… К горлу вновь подкатили слезы. Я должен идти обратно в детский дом. За порванную одежду обязательно отругают. Может, и ужина лишат. Хотя что там будет на ужин? Опять слипшиеся макароны. Я вышел на дорогу и побрел домой. Потом остановился. Развернулся и зашагал в обратную сторону. Я не знал, куда я иду. Но мне было уже все равно.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. В лесу стало светло и душно – вода быстро испарялась с мокрой листвы под горячими лучами солнца. Пахло прелой хвоей и грибами. Я стянул майку, отжал воду, закатал до колен штаны, сбросил мокрые кроссовки и почувствовал, как начал понемногу согреваться. Кроссовки решил обратно не надевать, перевязал шнурки бантиком и потопал босиком по утоптанной мшистой травке, которая приятно щекотала ноги.
По обочинам дорога густо заросла кустами малинника. Жалко, что ягоды уже отошли. Вдруг мне показалось, что среди зелени мелькнула яркая точка. Я осторожно раздвинул мокрые ветки. Среди темной листвы висела гроздь ярко-бордовых ягод.
Сочная, сладкая, будто пропитанная сиропом малина медленно таяла во рту. Я зажмурился от удовольствия и забыл обо всем на свете…
– Даст ист фантастиш! – раздался за спиной резкий, скрипучий голос.
От неожиданности я подпрыгнул. На дороге стоял маленький старичок со странным пузырем на голове, похожим на сплющенную тыкву. Остренькое коричневое личико утопало в пышном, в мелкую складочку воротнике, над которым свисал хищно изогнутый нос. На сухоньком тельце болталась жилетка, расшитая золотом и разноцветными стекляшками, переливавшимися на солнце. Из-под синих шортиков-фонариков торчали кривые, сухенькие ножки, обтянутые белыми чулками. А на боку висела длинная и, похоже, довольно тяжелая шпага.
- Где-то я такое уже видел, - подумал я, смутно припоминая картинку в учебнике истории.
- Натюрлихь, майне кляйне юнге! – расхохотался старичок и закашлялся.
Его слова прозвучали, как издевательство.
- Я вам никакой не маленький мальчик! – воскликнул я неожиданно для самого себя. И обалдел: что это со мной? Я ведь даже не понял, на каком языке со мной говорил этот полоумный дед. Как же тогда я понял, что именно он сказал?
- Не удивляйся, Пьер. На Дороге всегда так. Иначе тут и поговорить бы было не с кем. Не станешь же изучать все языки представителей двух тысяч трехсот пятидесяти семи измерений, - тут старичок вновь захихикал и подмигнул мне черным, хитро поблескивающим глазом.
- Откуда он знает мое имя? А, может, он из шестой больницы сбежал? – с надеждой подумал я. В паре кварталов от нашего детдома была психиатрическая лечебница. Правда, старичок совсем не похож на психов, которых в будни гурьбой водили на строительство коттеджей. Наши воспитатели поговаривали, что главврач психушки отстегивал хорошие деньги более высокому начальству, чтобы оно закрывало глаза на незаконную эксплуатацию труда психически больных. Впрочем, никаких происшествий с участием психов у нас ни разу не случалось - под строгим надзором санитаров сумасшедшие вели себя вполне мирно. Только те, кто оказывался в нашем районе впервые, шарахались от толпы мрачных небритых мужиков в рваных телогрейках. В их сосредоточенных, а иногда бессмысленно улыбающихся лицах на самом деле было что-то зловещее. Но мы давно уже привыкли к психам и после уроков бегали смотреть сквозь щель в заборе, как они забивали сваи в землю огромными молотками, таскали мешки с цементом к помятому миксеру, в котором замешивали бетон для заливки фундамента.
- О майн гот! – воскликнул старик и хлопнул себя по лбу.
Нет, он точно не из этих. Даже если бы его положили в больницу в такой одежде, то отобрали бы потом обязательно.
- Я вижу, ты теряешься в догадках, майн херц. Но мыслишь в верном направлении. Конечно же, я не сбежал из больницы номер шесть. Я вообще с трудом представляю себе, что это такое – больница. Зато я знаю совершенно точно: ты потерял единственного друга.
Я молча уставился на незнакомца. В памяти вдруг ожили все события сегодняшнего дня, в носу защипало.
- Да, это очень горько, мой маленький Пьер. Потеря друзей, родных – что может быть хуже? Зато теперь ты на дороге, которая проходит между мирами. И только здесь одинокие сердца – такие, как ты и я, могут найти свое утешение… О, Молли! Вот вы где, деточка моя! – старик раскрыл объятия кому-то навстречу.
Я огляделся вокруг, но никого не увидел. Заметил лишь, что у ног старика топчется не понятно откуда взявшаяся упитанная серая собака в блестящей попонке.
- Моя принцесса, вы же знаете, нам никак нельзя ссориться, - тон у старика стал вдруг каким-то заискивающим, сюсюкающим. - Ну что же вы, право? Каюсь, я не смог добыть для вас тех нежных лакомств, что вы предпочитаете на ужин. Но потерпите немного. Скоро мы доберемся до озера, и ваш покорный слуга наловит для вас самой жирной плотвы.
Собака повернулась ко мне мордочкой и вдруг уселась на задние лапы. Ой, да это не собака вовсе. Это енот. Какой симпатичный!
Я подошел поближе, чтобы получше разглядеть диковинное животное.
- А можно его погладить?
- Нет-нет, майн херц. Извините, но Молли терпеть не может фамильярностей. Как и подобает истинной леди.
Енот, вернее енотиха, принялась быстро-быстро перебирать передними лапками шелковистую шерстку на светлом брюшке.
- О! Я все понял. Конечно, специально для вас будет приготовлено восхитительное жаркое! Хочу вам представить – мой новый знакомый, Пьер. Он тоже потерялся между мирами. И если вы не возражаете, я дам господину Безухову несколько важных пояснений относительно места, в которое он попал.
Я поморщился от «господина Безухова», но старик расплылся в такой добродушной улыбке, что я передумал обижаться.
- Итак, мы остановились на том, что сюда, на Дорогу, попадают одинокие души. Те, у кого в их мире не осталось ни близких, ни родных. Кто-то обретает здесь друзей, кто-то – любимых. Кому-то удается открыть для себя тайные знания, чтобы читать мысли живых существ, или познать премудрость всех вещей, чтобы стать свободным от привязанностей. Как бы там ни было, цель твоего пути откроется тебе не сразу.
- Наверно, он дрессировщик из цирка, - вдруг пришла мне в голову догадка. Пару месяцев назад к нам в город приезжал цирк-шапито. Но нас туда не повели. Наверно, пожалели денег на билеты, а давать благотворительных концертов «для сироток» артисты не захотели.
- О! Цирк я знаю, знаю. Только негоже благородному герцогу фон Шпрехенгюльдеру кривляться на арене перед простолюдинами. Хотя моя дочка Молли так любила эти грубые представления. После смерти герцогини малышка стала моим единственным утешением. Пока в наш город не пришла чума. Я и бы умер от горя, если бы не попал на Дорогу и не встретил здесь мою принцессу.
Тут личико старика сморщилось. Он быстро достал из кармана кружевной платок, потер уголки глаз и смачно высморкался.
- Ну, не будем вспоминать о плохом. Поверь, майн херц, пройдет совсем немного времени и ты поймешь, что это не сон. Твоя прежняя жизнь в киндерхаузе закончилась навсегда. Теперь у тебя новый путь. И ты свободен делать все, что захочешь. Единственное, что не рекомендуется делать на Дороге, - это предаваться мрачным мыслям. Иначе… Впрочем, я и так уже слишком много тебе рассказал. Остальное ты узнаешь сам. Так будет намного интересней. А нам пора. Правда, Молли? Ох, вы, наверно, страшно устали.
Герцог снял с плеча расшитую узорами сумку и вынул оттуда какой-то непонятный маленький блестящий предмет. Повертел его в руках. Что-то щелкнуло, и из предмета со звуком «Пах!» расправился во все стороны разноцветный зонтик. Снизу с негромким шипением появились колесики. Герцог поставил получившуюся тележку на землю, извлек из сумки длинный шнур, подцепил его к торчащему из тележки кольцу. На дно зонтика он положил бархатную подушечку. Молли проворно забралась в тележку, герцог поклонился мне, взялся за шнур и покатил тележку по дороге.
- Герр эээ…, а можно мне с вами?
- Нет, малыш. С нами тебя нельзя. На дороге у каждого свой путь. Но не отчаивайся. Поверь – очень скоро ты найдешь того, на встречу с кем ты сюда пришел. Просто иди вперед и поменьше задумывайся о прошлом.
На этом фонтан иссяк. )))
